Три ночи я провел без сна - в тоске,
В молитве, на коленах, - степь и небо
Мне были храмом, алтарем курган;
И если б кости, скрытые под ним,
Пробуждены могли быть человеком,
То, обожженные моей слезой,
Проникнувшей сквозь землю, мертвецы
Вскочили б, загремев одеждой бранной!
О боже! как? - одна, одна слеза
Была плодом ужасных трех ночей?
Нет, эта адская слеза, конечно,
Последняя, не то три ночи б я
Ее не дожидался. Кровь собратий,
Кровь стариков, растоптанных детей
Отяготела на душе моей,
И приступила к сердцу, и насильно
Заставила его расторгнуть узы
Свои, и в мщенье обратила все,
Что в нем похоже было на любовь;
Свой замысел пускай я не свершу,
Но он велик - и этого довольно;
Мой час настал - час славы иль стыда;
Бессмертен иль забыт я навсегда.
Я вопрошал природу, и она
Меня в свои объятья приняла,
В лесу холодном в грозный час метели
Я сладость пил с ее волшебных уст,
Но для моих желаний мир был пуст,
Они себе предмета в нем не зрели;
На звезды устремлял я часто взор
И на луну, небес ночных убор,
Но чувствовал, что не для них родился;
Я небо не любил, хотя дивился
Пространству без начала и конца,
Завидуя судьбе его творца;
Но, потеряв отчизну и свободу,
Я вдруг нашел себя, в себе одном
Нашел спасенье целому народу;
И утонул деятельным умом
В единой мысли, может быть напрасной
И бесполезной для страны родной;
Но, как надежда, чистой и прекрасной,
Как вольность, сильной и святой.
Мне были храмом, алтарем курган;
И если б кости, скрытые под ним,
Пробуждены могли быть человеком,
То, обожженные моей слезой,
Проникнувшей сквозь землю, мертвецы
Вскочили б, загремев одеждой бранной!
О боже! как? - одна, одна слеза
Была плодом ужасных трех ночей?
Нет, эта адская слеза, конечно,
Последняя, не то три ночи б я
Ее не дожидался. Кровь собратий,
Кровь стариков, растоптанных детей
Отяготела на душе моей,
И приступила к сердцу, и насильно
Заставила его расторгнуть узы
Свои, и в мщенье обратила все,
Что в нем похоже было на любовь;
Свой замысел пускай я не свершу,
Но он велик - и этого довольно;
Мой час настал - час славы иль стыда;
Бессмертен иль забыт я навсегда.
Я вопрошал природу, и она
Меня в свои объятья приняла,
В лесу холодном в грозный час метели
Я сладость пил с ее волшебных уст,
Но для моих желаний мир был пуст,
Они себе предмета в нем не зрели;
На звезды устремлял я часто взор
И на луну, небес ночных убор,
Но чувствовал, что не для них родился;
Я небо не любил, хотя дивился
Пространству без начала и конца,
Завидуя судьбе его творца;
Но, потеряв отчизну и свободу,
Я вдруг нашел себя, в себе одном
Нашел спасенье целому народу;
И утонул деятельным умом
В единой мысли, может быть напрасной
И бесполезной для страны родной;
Но, как надежда, чистой и прекрасной,
Как вольность, сильной и святой.
М. Ю. Лермонтов
написано в 1831 году
(Vers traduits du russe par TM)
написано в 1831 году
Forcez-vous à manger du caviar noir! |
Extrait
Trois
nuits j'ai passé sans dormir — en plein cafard,
En
prière, à genoux — la steppe et le ciel
M'étaient
église, monument funéraire autel;
Et
si sous lui, se cachaient des ossements épars
L'homme
pouvait être réveillé alors
Mes
larmes brûlantes
Pénétrant
la terre, les morts
Auraient
bondi, tonnerre en toge insultante
Oh
mon Dieu —une larme, une seule
De
trois nuits de cauchemar pouvait être la chair,
Non,
évidemment, cette larme d'enfer
Était
la dernière, trois nuits, dans mon linceul
Je
ne l'ai pas attendue. Le sang des confrères
Le
sang des vieillards, des enfants foulés aux pieds, le sang
Sur
mon âme, ô combien pesant,
Envahit
mon cœur, et violemment,
L'obligea
à
dissoudre les liens
Et
par vengeance se tourna vers tous ceux, les siens,
Qui
à l'amour étaient ressemblants;
Mon
projet, que je ne le réalise pas soit,
Mais
il est grandiose — et c'est suffisant;
Mon
heure est venue — de la honte ou de la gloire, soit;
Immortel,
ou bien oublié pour toujours chez les vivants.
J'ai
demandé à la nature et elle
Dans
son étreinte m'a pris contre elle
À
l'heure terrible de la tempête, dans les forêts gelées
J'ai
bu la douceur à ses lèvres enchantées
Mais
le monde était sourd à mes désirs
Les
objets qui étaient siens n'avaient pu mûrir;
Souvent
vers les étoiles, mon regard je fixais
Et
sur la lune, les nocturnes vêtements des cieux,
Mais
je sentais que je n'étais pas né pour eux;
Et
n'aimais pas le ciel, cependant m'étonnais,
D'un
espace, sans fin ni commencement
Le
destin de son Créateur enviant;
Mais,
ayant perdu patrie et liberté
Tout
à coup en soi-même unique, j'ai trouvé
Trouvé
le salut d'un peuple entier
Avec
un esprit actif, je me suis noyé
Peut-être
en vain, dans une unique idée,
Peut-être
inutile pour mon pays natal
Mais comme l’espérance, pure et
parfaite beauté,
Puissante et sacrée, comme la
liberté totale.
Mikhaïl
Yourievitch Lermontov