Poèmes au-delà du superflu

Que vaut-il de considérer à part la mort et les femmes qu'on aime ?… Deux de mes poètes favoris répondent ci-dessous.

(Vers traduits par TM)

Le pot de chambre émaillé

Le vasistas, la table de nuit, le lit, —

Il est difficile et peu douillet de vivre ici,

En revanche mourir est aisé.

Je suis allongé et réfléchis : on a failli

Précisément de ce drap blanc

Recouvrir hier celui qui

Est parti vers l’autre monde à présent.

Et s’écoule tranquillement du robinet.

Et la vie, comme une putain, échevelée

S’échappe du brouillard, on dirait

Et le lit, la table de nuit, on a regardé…

J‘essaie de me relever,

Dans les yeux je veux la fixer.

Dans les yeux la contempler et sangloter sans faillir

Et ne jamais mourir.

Boris Ryjii, 1997.

Эмалированное судно,
окошко, тумбочка, кровать, –
жить тяжело и неуютно,
зато уютно умирать.
Лежу и думаю: едва ли
вот этой белой простыней
того вчера не укрывали,
кто нынче вышел в мир иной.
И тихо капает из крана.
И жизнь, растрепана, как блядь,
выходит как бы из тумана
и видит: тумбочка, кровать...
И я пытаюсь приподняться,
хочу в глаза ей поглядеть.
Взглянуть в глаза и – разрыдаться
и никогда не умереть.

Борис Рыжий, 1997.

ENVOI
À Olga Mikhaïlovna

Dans la bouteille brille l’eau froide

En moi luisent les hésitations.

Et si je suis la perche, tu es la fourchette roide,

Avec laquelle on mange le poisson.

Je suis comme une bobine de fil, emmêlé dans la passion

Aussi vite, je me racornis, pas dans mon assiette

Je tremble comme un copeau au vent, lors de ton apparition…

Mais négativement, tu secoues la tête.

Comiques te sont les amours et les passions dorées…

Seul le travail scientifique t’a attiré.

Je vois comme tes yeux, aux livres sont suspendus.

Et j’entends le vacarme. De ton savoir, le tohu-bohu !

Dans la tête bien faite, les idées trépidantes,

Comme elles grouillent sous la chevelure resplendissante.

Comme au bois le buisson, plein de mouvement,

L’indic y boit la vodka, sa honte oubliant,

En lui le papillon yeux clos, altruiste, entonne son chant,

Et s’envole et s’efforce, omniscient.

Et pour toujours, je voudrais être ainsi

Mais loin d’être un buisson, humain je suis.

Sous mon crâne les aigles n’ont pas fait leur nid,

Le coucou des années ne m’a pas averti…

Aime moi, comme tout le monde aima

Parce que je suis un génie et non un suiveur, moi !

Je crois que vers les blagues, ton organisme reviendra,

Prends-moi, beauté je suis à toi !

Que le cœur dans ta poitrine puisse retourner,

Vers moi par son meilleur côté.

Nikolaï Oléïnikov, 1932.

Николай Олейников

Послание

Блестит вода холодная в бутылке,
Во мне поползновения блестят.
И если я — судак, то ты подобна вилке,
При помощи которой судака едят.Я страстию опутан, как катушка,
Я быстро вяну, сам не свой,
При появлении твоем дрожу, как стружка…
Но ты отрицательно качаешь головой.
Смешна тебе любви и страсти позолота —
Тебя влечет научная работа.
Я вижу, как глаза твои над книгами нависли.
Я слышу шум. То знания твои шумят!
В хорошенькой головке шевелятся мысли,
Под волосами пышными они кишмя кишат.
Так в роще куст стоит, наполненный движеньем.
В нем чижик водку пьет, забывши стыд.
В нем бабочка, закрыв глаза, поет в самозабвеньи,
И все стремится и летит.
И я хотел бы стать таким навек,
Но я не куст, а человек.
На голове моей орлы гнезда не вили,
Кукушка не предсказывала лет.
Люби меня, как все любили,
За то, что гений я, а не клеврет!
Я верю: к шалостям твой организм вернется
Бери меня, красавица, я — твой!
В груди твоей пусть сердце повернется
Ко мне своею лучшей стороной.