J’ai mis la pointe dans le bras,
tout mon poignet s’est engourdi.
Je voulais que ça ait du style,
mais c’était juste misérable.
Un salopard, vicieux, m’a dit :
“ Je compatis, misère…”
quand par les canalisations
mon sang rejoignait la Baltique.
Je rêvais de les voir pendus,
qu’on les fusille tous, autour,
quand par les canalisations
mon sang rejoignait la Baltique.
Je rêvais de les voir pendus,
qu’on les fusille tous, autour,
tels des chiens enragés.
Un autre m’a dit : “- T’es une merde,
tu sers à rien ni à personne !
Un autre m’a dit : “- T’es une merde,
tu sers à rien ni à personne !
- Je sers à tout le
monde, j’ai crié ! ”
Mais dans ses petites pupilles,
j’ai aperçu le dieu…
Mais dans ses petites pupilles,
j’ai aperçu le dieu…
Alors je l’ai cogné,
mais des grognasses m’ont retenu,
j’en défonçais une au passage,
et sur le lit me réveillai
et sur le lit me réveillai
dans la chambre enfumée…
Le vasistas rayait la neige,
Le vasistas rayait la neige,
les gens marchaient sur les trottoirs,
mais parmi eux, un unique homme,
mais parmi eux, un unique homme,
et il est monté, j’étais mal…
… c’était un dimanche, il me semble…
Il m’a saisi la main : “Liosha !
… c’était un dimanche, il me semble…
Il m’a saisi la main : “Liosha !
c’est moi, Essénine, le poète !
- Lâche-moi ! j’ai hurlé terrifié,
tu t’es pendu il y a un siècle,
avec par précaution les veines tailladées ! ”
- Lâche-moi ! j’ai hurlé terrifié,
tu t’es pendu il y a un siècle,
avec par précaution les veines tailladées ! ”
La chambre a valdingué,
Les murs se tortillaient…
04/01/04
Alexey Nikonov
traduction Vincent Deyveaux
перевод Венсана Дево, 2017
Я проткнул свою руку шилом
и теперь вся ладонь занемела,
я хотел, чтобы было красиво,
хоть и выглядит скверно.
Пьяная мразь злорадствовала
- Тоже, мне, горе...
А кровь текла по канализации
в балтийское море.
Я мечтал видеть их повешенными...
Тех, кто меня окружал
перестрелять, как собак бешеных...
Один из них мне сказал
- Ты дерьмо! Ты никому не нужен!
Я ответил, что нужен всем,
а в его зрачках суженных
отсвечивал Вифлеем.
Потом я бил ему морду,
и меня оттаскивали бляди,
одну из которых, по ходу,
я отодрал. На кровати
в прокуренной комнате, я проснулся
...окошко царапал снег...
люди ходили по улице.
Среди них был только один человек.
Он зашёл в эту комнату. Мне стало плохо.
... кажется, это было воскресение...
Он схватил мою руку - Послушай, Лёха,
я русский поэт Сергей Есенин!
- Отстань от меня! - закричал я в ужасе,
- Ты повесился, предварительно вырезав вены
ещё в прошлом веке! - и комната кружится,
выворачивая свои стены.
и теперь вся ладонь занемела,
я хотел, чтобы было красиво,
хоть и выглядит скверно.
Пьяная мразь злорадствовала
- Тоже, мне, горе...
А кровь текла по канализации
в балтийское море.
Я мечтал видеть их повешенными...
Тех, кто меня окружал
перестрелять, как собак бешеных...
Один из них мне сказал
- Ты дерьмо! Ты никому не нужен!
Я ответил, что нужен всем,
а в его зрачках суженных
отсвечивал Вифлеем.
Потом я бил ему морду,
и меня оттаскивали бляди,
одну из которых, по ходу,
я отодрал. На кровати
в прокуренной комнате, я проснулся
...окошко царапал снег...
люди ходили по улице.
Среди них был только один человек.
Он зашёл в эту комнату. Мне стало плохо.
... кажется, это было воскресение...
Он схватил мою руку - Послушай, Лёха,
я русский поэт Сергей Есенин!
- Отстань от меня! - закричал я в ужасе,
- Ты повесился, предварительно вырезав вены
ещё в прошлом веке! - и комната кружится,
выворачивая свои стены.